Кстати, к вопросу про Дугина. Как раз в 2022 году я делал серию подкастов про философов. И там серия была такой. Это семь русских философов XIX — начала XX века, и восьмой Дугин.
Самый главный для меня был вопрос, я считаю, ради чего вообще весь разговор был: а что послужило отправной точкой, что вообще сделало вас, Александр Георгиевич, философом? И ответ меня удивил, потряс, он имеет самое прямое отношение к тому, что мы здесь обсуждаем сейчас. Что — в первую очередь это жесточайшее эстетическое неприятие современной мне советской эстетики, которую я считал апофеозом пошлости, похабщины и всего остального.
Только потом, на втором ходу, я понял, что западная эстетика, во-первых, еще хуже, а во-вторых, они с этой советской – под советской, понятно, имелось в виду как раз не знамя Победы, а Алла Борисовна Пугачева в телевизоре. Понятно, что это был контркультурный движок.
Есть доминирующая советская эстетика, официальная, которая предназначалась для советского для массовых советских трудящихся…
- Состояние нисхождения — самое главное в этой истории.
- И было ее радикальное неприятие.
- И очень быстро стало ясно, что у меня эстетический конфликт с либералами, как только появились первые их утверждения, эстетические в том числе.
- А вот наши либералы — оригинальные или это чистая калька с Запада?
- Я ничего оригинального не видел.
- Это некая противоположность оригинальному. Банально, как удар доской по голове — это невыносимо.
- Здесь, на самом деле, для нас очень важный вопрос — что же произошло с Советским Союзом? Именно в этой нашей сфере.
Действительно, к сталинской имперской эстетике можно относиться по-разному. Но она точно совершенно не может вызвать той эмоции, которую у молодого Дугина вызывала уже его тогдашняя современность.
- Империя в грозном блеске.
- Да-да-да. А вот хрущевско-брежневская?
- Как Советский Союз проиграл холодную войну на эстетическом фронте. Что случилось?
Я с огромным удовольствием неделю назад наблюдал картину Алексея не где-нибудь, а в музее космонавтики. Она там очень органично смотрится, как родная. Эти луноходы, спускаемые орбитальные модули, портреты Гагарина, Королева, Циолковского и тут же — Гинтовт. Прямо как родное лежит.
Казалось бы, ведь пик советских космических достижений — это те же 60-е. И это эстетика, которая тогда прям мир завоевывала. Улыбка Гагарина, ракета летящая — это было круто. Это даже, пожалуй, в чем-то поинтереснее сталинской имперской эстетики. Но сталинская имперская эстетика — там тоже вопросы к ней. В принципе, скажем, у американцев все то же самое в то же время.
И вдруг в 60-е годы случилось необъяснимое. Мы только что лидировали на этих фронтах, именно культурных, визуальных, пластических и так далее образцов. И вдруг отовсюду полезла хрущевка и Алла Борисовна Пугачёва.
- Советский проект изначально античен. Он был антибожественен, в смысле монобожественен, как классическая античность, которая была больше обращена на человека.
И этот человек должен был всегда побеждать. Эстетика наша спартакиад — ты должен постоянно побеждать. И мы, чтобы не воевать больше на земле, перенесли [усилия] на покорение космоса.
Это стало нашим завоеванием будущего, космос стал завоеванием нашего будущего.
Это вызвало всплеск, а потом мы заняли позицию Ахиллеса, который никогда не догонит черепаху. Мы перестали завоевывать новые рубежи, мы стали догонять и перегонять Америку. Догонять и перегонять. И с тех пор наши реальные цели, куда мы стремились, стали расходиться с эстетикой.
Эстетика у нас оставалась — покорение новых миров. А по факту мы догоняли и перегоняли Америку.
- По факту мы хотели джинсы и жвачку.
- И произошел разрыв, он очень хорошо виден в кинематографе. Наша эстетика — я очень хорошо помню это с детства, это последние мои ощущения [от Советского Союза], я мало успел пожить в Советском Союзе — невероятно скучно.
Почему? Потому что эстетика направлена в будущее, а люди внутри копошатся, заняты совершенно [иным], они на своем личном уровне пытаются догнать и перегнать.
- Как сказать, ведь мы же должны извлекать уроки, если мы цивилизация, если мы империя. Нас вот так навернули. Навернули практически на нашей с вами памяти. Мы это с вами не застали, все-таки маленькие были. Но буквально поколение наших родителей — это случилось.
Мы еще недавно, только что были эстетическим идеалом для почти всего прогрессивного человечества, и нас боялись в этом смысле, как раз-таки улыбки Гагарина — едва ли не больше, чем атомной бомбы.
И вдруг за считанные пару десятков лет скатились в эти 80-е, в которых действительно, согласен с молодым Дугиным, омерзительно всё.
Омерзительна попса официальная, на этих самых «Песня-84». Омерзительна живопись официальная, поздний брежневский соцреализм. Омерзительна архитектура — сейчас какие-то артефакты, а как по мне просто и сохранить-то особо нечего.