В общем, если бы пошли вскапывать грядки, было бы лучше. Хотя сейчас зима. Ну пошли бы зайцев ловить, силки ставить. В общем, если бы вы все время потратили на добывание жратвы, было бы лучше. Но так не работает. Ладно, вы на работе, но кто-то же это будет читать, хотя калорий ему это не добавит и крышу над головой не укрепит. И вот как произошел этот переход от сугубой утилитарности ко всем этим неочевидным культурным штучкам — это самое интересное.
Наверняка мы не можем ответить, почему все это произошло. Но есть, например, гипотеза Якова Абрамовича Шера. Он утверждал, что искусство — это, по сути дела, сбой нервной системы, побочный эффект ее развития.
Миллионы лет мозг увеличивался для решения вполне прикладных задач — добыть еду, сделать орудия, разжечь огонь, построить жилище… Но постепенно эти задачи так «разъехались» в стороны, что специализировать мозг стало уже невозможно. Он стал слишком универсальным, способным решать какие угодно задачи. Нейронов в мозге стало слишком много, они решали все задачи на свете и стали выдавать глюки.
Например, слоны умеют рисовать. Вот на фига слону рисовать? У него задача — ветки в лесу жрать. Ему даже бояться некого — слишком большой, ему все пофигу. Никаких сильно сложных задач не решает: он курсирует от болота до рощи и все. Но нет же, он зверь умный. Тоже глюк большого объема мозга.
Или у дельфина, у которого четыре килограмма мозга. Его задача — поймать селедку. Акула ее решает с куда меньшими мозгами и прекрасно живет. Но дельфин отрастил мозг, и у вот у них даже появляются имена. На фига они нужны, чтобы ловить селедку? А тем не менее факт.
Правда, практические задачи этими глюками — культурой, религией и так далее — тоже успешно решаются.
Например, религия — мощнейшее средство сплочения общества. Это работает по принципу «мы едины, потому что у нас вот такой общий очень энергозатратный глюк».
Ученый Ричард Докинз писал, что если в каком-то сообществе есть жуткие, очень энергозатратные или болезненные ограничения, то оно почти гарантировано от обманщиков: никто не будет косить под апологета этого культа, если только он не искренний верующий.
А если он искренний, то ему можно доверять, он свой. И на основе такой «коллективной шизы» возникает сплочение, а это делает сообщество успешным, позволяет ему решать сложные задачи.
До определенного уровня чем жестче ограничения и регламентация, тем устойчивее общество. Если шумеры в своем номовом государстве 30 километров в поперечнике построили пирамиду, на которую ушло по полжизни каждого жителя, то сколько-то поколений эта община-государство будет почти неуязвима.
Но вот в масштабах нашей страны или, тем более, всей планеты такое сплочение может работать и в минус. Эволюционно человек рассчитан на функционирование в малых группах, в которых возникают свои формы глюка — ценности, культурные практики. И если допустить, что у каждой такой группы будет полностью своя «групповая шиза», то все просто развалится.
Поэтому надо миновать опасную стадию такого группового сплочения и выйти на какой-то новый уровень. А этот уровень — наука.